Инфокоммуникационный портал WRA

– Дмитрий Олегович, есть ли что-то принципиально новое в только что утвержденной программе взаимодействия России и НАТО на 2011 год?

– Нам удалось провести две важные поправки. Одна касается противоракетной обороны – стороны согласились начать работу по разработке всеобъемлющего обзора возможностей сотрудничества России и НАТО в области европейской территориальной ПРО, включая возобновление совместных учений. Вторая поправка связана с тем, что впервые НАТО согласилось обсуждать с нами взаимный отказ от направленности военного планирования друг против друга. Подчеркиваю, мы не получили решения об отказе, но мы впервые добились того, что зафиксирована готовность такой отказ обсуждать.

– Программа утверждена во вторник, 1 февраля, а в среду генсек НАТО Андрес Фог Расмуссен на встрече с российскими журналистами заявил, что альянс не может никому делегировать свою ответственность за защиту территории и населения стран-членов. Означает ли это, что Брюссель не обнаруживает реального интереса к российским предложениям относительно общей территориальной системы ПРО?

– Мне трудно объяснить, почему высшие должностные лица НАТО продолжают делать заявления, фактически противоречащие тому, что только что зафиксировано в рабочей программе совета Россия–НАТО. Идея отказа делить с кем бы то ни было ответственность за обеспечение противоракетной безопасности, я бы сказал, хромает. НАТО не является ни островом, ни отдельным континентом. Все дело в том, что ПРО для них – не просто военно-техническая штука, а доктрина, идеологическая концепция, новый «клей» для евроатлантической солидарности. Раньше НАТО существовала в понятной ситуации постоянной угрозы со стороны «русского медведя». С окончанием холодной войны такая угроза исчезла. Новые угрозы, такие как международный терроризм, реально существуют, но не выглядят особенно убедительными для стран, обладающих heavy metal – военно-технической мощью. В этой ситуации создание системы ПРО становится чем-то вроде новой мотивации для очередного спасения мира, чем вообще любят заниматься американцы.

– Официальные лица НАТО довольны сотрудничеством с Россией в Афганистане, особенно в области противостояния распространению афганских наркотиков. Не могли бы вы подробнее рассказать о российском участии в этой сфере?

– В этой области наш интерес как раз больше, чем их: афганский героин идет прежде всего к нам и в существенно меньшей степени в Европу. У нас в стране 1,8 млн героиновых наркоманов, это примерно 1,5% населения. Естественно, мы настаиваем на активизации борьбы с наркотрафиком и пытаемся обусловить этим другие направления нашего сотрудничества, включая тот же транзит невоенных грузов через нашу территорию. К сожалению, силы НАТО в Афганистане ничего серьезного на этом направлении пока делать не торопятся, оправдываясь тем, что борьба с наркотрафиком в целом не относится к задачам их военного контингента в этой стране – лишь постольку, поскольку торговля героином помогает их противникам формировать свою материально-техническую базу. Но в последнее время началась работа по ликвидации лабораторий по производству героина, в том числе по нашим агентурным наводкам. Мы обучаем афганских специалистов, уже подготовили 600 афганских наркополицейских на базе центра МВД в Домодедово, этому проекту также оказывает финансовое содействие альянс. В Кабуле находятся несколько офицеров Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, участвуют в боевых операциях по уничтожению героиновых лабораторий вместе с американским спецназом. Обсуждаем вопрос о создании в Афганистане исследовательских лабораторий, которые позволили бы анализировать состав изъятого героина. И делать выводы о происхождении так называемых прекурсоров – специальных добавок, которые в Афганистане не производятся. Для меня загадка, почему НАТО до сих пор не в состоянии ответить на вопрос, откуда в Афганистане в таком количестве берутся эти прекурсоры.

– Вам не кажется, что Афганистан, по сути, единственная площадка конструктивного взаимодействия – потому что он находится на оптимальном удалении от зоны российских интересов и потому что НАТО трудно обойтись без российской логистики? При этом НАТО практически отказывается обсуждать вопросы, по которым у нас есть явное принципиальное несогласие, предлагая сосредоточить все сотрудничество на круге вопросов, которые противоречий не вызывают. Каковы перспективы такого сотрудничества? Насколько оно вообще имеет смысл? Как вы представляете себе желательную цель?

– Натовским чиновникам присущ, мягко скажем, прагматичный подход к любым проблемам. В связи с этим я все время призываю мое политическое руководство прекратить ненужную благотворительность и обусловливать любые уступки с российской стороны выполнением наших требований. В итоге появятся общие реальные интересы, и мы сможем уйти от того идиотизма и идеологизма, которые сейчас часто доминируют в наших отношениях. Мы, конечно, заинтересованы в сотрудничестве. Дмитрий Медведев поставил задачу технической модернизации страны, которую невозможно себе представить без инвестиций и обмена технологиями. В мире есть примеры, когда инвестиции и обмен технологиями происходят и между государствами с разными идеологическими схемами. Но в случае России и НАТО очень важно также совмещение ценностей. Мне хотелось бы добиться такого уровня взаимоотношений и гарантий безопасности, при котором мы точно знали бы, что нашим детям не придется затягивать пояса для новой гонки вооружений. Главная формула сотрудничества России и НАТО – безопасность ради модернизации.