Интенсивность боевых действий на Северном Кавказе за
последние месяцы заметно возросла. Причём, столь значительно, что
трещины пошли даже по отлакированной поверхности слепленной
путинско-медведевским официозом пропагандистской иконы – медийному
образу кадыровской Чечни: полторы недели назад СМИ сообщили об атаке
боевиков на парламент республики, показали на всю страну кадры,
запечатлевшие настоящий бой в центре Грозного. А в Дагестане только в
августе-сентябре этого года количество убитых в спецоперациях боевиков
перевалило за восемьдесят. Столько ещё несколько лет назад их уничтожали
чуть ли не за целый год, а теперь всего за два месяца. При этом
сотрудники правоохранительных органов также несут практически ежедневные
потери убитыми и ранеными.
Игнорировать подобное для государственных чиновников высокого ранга
более не представляется возможным. Даже глава Следственного комитета при
Прокуратуре РФ Александр Бастрыкин 9 октября в интервью "Эху Москвы” откровенно заявил: "К сожалению, на Северном Кавказе, в Дагестане, идет едва ли не война”.
О том, что там идёт "едва ли не война”, вернее, даже о том, что она
не может не начаться, честные и неангажированные представители СМИ,
специалисты по региону говорили ещё несколько лет назад. Тогда, правда, у
российского официоза было иное мнение насчёт происходящего – мол, всю
бузу поднимает кучка спонсируемых из-за рубежа экстремистов-маргиналов,
не пользующаяся никакой поддержкой в обществе. Надо только посильнее
накачать северокавказские республики деньгами, задобрить дотациями
тамошнюю этнократию – и никаких проблем не будет.
Однако всё происходило как раз наоборот. Дотационный статус
северокавказских нацреспублик не заморозил, а лишь катализировал
деструктивные процессы. А влияние тех, кого ещё недавно объявляли
"экстремистами-маргиналами” в том же Дагестане достигло такого уровня,
что в ряде его районов и даже в некоторых городах (в частности, в
печально известном Хасавюрте) впору говорить об установлении режима едва
ли не двоевластия.
Употребляя термин "двоевластие”, я не преувеличиваю степень всей
серьёзности ситуации и не нагнетаю панику. Для того, чтобы в этом
убедиться, просто давайте уясним для начала, что же такое власть, что
она под собой подразумевает. Ведь столь объёмное и многогранное понятие
зачастую понимается примитивно, односторонне или искажённо.
Власть – это возможность и способность осуществлять свою волю,
воздействовать на деятельность и поведение других людей даже вопреки
сопротивлению. Именно так определяют смысл данного понятия толковые
словари. То есть, власть – это способность воздействовать на поведение
других людей, заставлять подчиняться их своей воле.
А теперь что мы видим в современном Дагестане? А видим то, что
таковой возможностью воздействия в значительной мере обладают как раз
боевики, члены бандподполья, а не официальные государственные и
правоохранительные структуры. Скажем, демонстративного расстрела сауны с
восемью проститутками в Буйнакске летом 2009 года хватило для того,
чтобы бурно развившаяся в республике в "нулевые” годы и практически
ничем не прикрываемая индустрия порока была во многом свёрнута и
фактически загнана в подполье. Сожжения летом 2010 г. в Махачкале
нескольких ресторанов и пивбаров с убийствами посетителей оказалось
достаточным, чтобы большая часть подобных заведений закрылась на время
мусульманского поста Рамадан, а многие магазины вообще перестали
торговать спиртным. А те, которые не перестали, вынуждены были
выплачивать бандподполью внушительный (по некоторым сведениям, до 20% от
общей прибыли) налог на это право. Жестокая расправа над семьёй Елены
Трифтаниды из Губдена, сельской активистки, вдовы убитого боевиками
милиционера Абдулмалика Магомедова заставила испуганно замолкнуть многих
противников установления в республике средневековых порядков. Конечно,
от своих взглядов они не отказались, но высказывать их вслух решаются
всё реже. И подобные факты "силового воздействия” бандподполья на
общество можно перечислять ещё долго.
Все об этом знали и знают, но все молчат – вынужденно принимая
правила игры, которые теперь в Дагестане всё больше устанавливают не
чиновники и не люди в погонах, а всевозможные бородачи и их
сочувствующие. И вот уже в местном обществе, на страницах газет, на
многочисленных круглых столах вовсю обсуждают вопрос: как и каким
образом в республике будет введён шариат. Заметьте, вопрос о том, кому и
для достижения каких целей он вдруг понадобился, обсуждают всё меньше.
Этот момент как бы уже "проехали”, переступили через порог легитимности.
Внимание заостряется на другом – когда и при помощи каких средств установить
шариат. Пропаганду за фактическое свержение светских устоев ведут
некоторые респектабельные республиканские газеты, известные в Дагестане
люди, журналисты, юристы, адвокаты и т.д.
Радикальное крыло исламистов, сидящее в лесах и на конспиративных
квартирах, вершит и свой, шариатский суд, и выносит приговоры, и
приводят их в исполнение. Чему, например, свидетельствует
образцово-показательная расправа (иного слова здесь и не подберёшь) над
директором шамхальской средней школы №45 Патимат Магомедовой,
совершённая боевиками 23 сентября. В заявлении "специальной оперативной
группы муджахидов дагестанского фронта”, демонстративно разосланном
после совершения убийства по ведущим российским СМИ, говориться:
"Специальной оперативной группой уничтожена директор школы поселка
Шамхал Патимат Магомедова. Неоднократные увещевания, призывы покаяться и
не препятствовать мусульманам в соблюдении приказов Аллаха, не дали
результатов. Директор школы упорно, в грубой форме выгоняла школьниц с
занятий, за то, что они одевали хиджаб.
Они продавали знамения Аллаха за ничтожную цену и сбивали других с Его пути. Как же отвратительны их деяния! «Тауба»,9
Приговором шариатского суда Патимат Магомедова была приговорена к смертной казни.
Приговор приведен в исполнение. Аллаху Акбар!”.
Этот вопиющий факт хоть и вызвал определённый резонанс в Дагестане,
но в масштабах России остался практически незамеченным – настолько в ней
привыкли к потоку сообщений из этого региона подобного рода. Хотя
Патимат Магомедова была широко известна в республике своей
принципиальной позицией в вопросе отстаивания светского характера
среднего образования. Ей неоднократно угрожали, ещё год назад в
дагестанских газетах исламисты выступали с нападками на эту женщину. По
сути "специальная оперативная группа муджахидов” бросила отрытый вызов
всей образовательной системе страны. До сих пор в северокавказских
республиках исламизация образования шла подспудно, тихой сапой, методом
открытия при институтах молельных комнат и массового прогула студентами
пятничных занятий. Сейчас процесс решили ускорить, а тех, кто имеет в
себе гражданское мужество этому противостоять, начали открыто
отстреливать. Боюсь, что после подобного убийства немногие директора
дагестанских средних школ найдут в себе смелость не допустить до занятий
девочек, одетых в хиджаб. Просто потому, что за спинами некоторых из
них вполне реально маячат бородатые автоматчики.
В настоящий момент можно
констатировать: рядовой дагестанец в большинстве случаев боится
бандподполья в гораздо большей степени, нежели милиции, прокуратуры и
государственных структур. Ведь действия последних ограничены рамками
закона, которые можно при желании обойти, а действия первых исходят из
норм шариата, игнорировать или заключить сделку с радетелями которого
сложнее. Уничтожая своих оппонентов, они достигают вполне конкретную
политическую цель: насаждают в республике атмосферу всеобщего страха
перед их всесилием. Поэтому в настоящий момент, живя в Дагестане,
необходимо обладать не только немалым личным мужеством, но и ещё
достаточно мощным силовым ресурсом (как правило, родственно-земляческого
характера), чтобы открыто противостоять бандподполью.
Губительный процесс перерастания вооружённой борьбы в
Дагестане в затяжную фазу, его "афганизация” фактически завершились.
Раньше, ещё несколько лет тому назад, сообщения об удачных спецоперациях
милиции и военных вселяли в здоровую, незаражённую идеями религиозного
фанатизма часть дагестанского общества надежды на то, что процесс
расползания войны можно если и не пресечь на корню, то хотя бы надёжно
локализовать. Сейчас же подобных иллюзий, похоже, уже ни у кого не
осталось. Все понимают, что впереди нас ожидает только долгая,
кровопролитная и изнурительная вооружённая борьба, которая усугубляется
ещё и ценностно-мировоззренческим расколом общества.
Этот раскол я считаю крайне важным фактором, во
многом определяющим её ожесточённый и непримиримый характер. Ведь именно
он предопределяет ту степень фанатичной ненависти боевиков, которая
заставляет их по доброй воле становиться шахидами и в предсмертных
видеороликах выражать радость от того обстоятельства, что в результате
их диверсий вместе с ними лишатся жизней десятки "каферов и муртадов”.
Это уже не просто ненависть к системе действующей власти и
правоохранительным органам республики. Подобное чувство имеет гораздо
более глубокие корни. Это, в первую очередь, ненависть ко всему укладу современной дагестанской, да и российской жизни во
всём её всеобъемлющем многообразии, носящая не просто религиозный, но, я
бы даже сказал, иррационально экзистенциальный характер. Нам этот факт
крайне важен, дабы чётко для себя уяснить: кто конкретно, люди какого
психотипа составляют костяк джихадистов и ведут партизанскую войну.
Ведь чем ещё, в самом деле, объяснить тот факт, что и
в члены бандподполья, и в число их пособников идут в массе своей отнюдь
не бедствующие и вовсе не задавленные нуждой люди, как продолжает
утверждать официоз, а те, кто, в общем-то, в большинстве своём был в
обществе вполне неплохо устроен, являлся даже успешным, состоявшимися
человеком? Ссылками на высокий уровень безработицы и иные социальные
факторы этого феномена в полной мере не объяснить. Речь идёт именно о
ценностно-мировоззренческом расколе, на который накладывается раскол
социальный. Но не наоборот.
Вот только навскидку несколько имён тех, кто был
уничтожен в спецоперациях в последние годы. Предприниматель Расул
Макашарипов, предприниматель Раппани Халилов, выпускник МГИМО и кандидат
наук Абузар Мантаев, режиссёр Кумыкского театра, бывший зам.министра
культуры ДАССР Зубаил Хиясов, преподаватель ДГПУ, кандидат наук Рашид
Газилалиев, игрок каспийского "Дагдизеля”, профессиональной футбольной
команды, выступающей во 2-м дивизионе зоны "Юг” первенства России по
футболу, Римихан Зиядов – это всё что, маргиналы? Или задавленные нуждой
люди, с отчаяния связавшие свои жизни с лесными?
Абсолютно правы те западные социологи, которые,
внимательно исследовав историю религиозно-политического террора в разных
странах мира, пришли к обоснованному выводу, что между этим явлением и
уровнем жизни населения нет прямой и однозначной связи. Мотивы, движущие
боевиками и террористами, по большей части иного, "неэкономического”
порядка.
На эту же мысль наводит ещё одно обстоятельство -
распространившееся в последние годы среди членов бандподполья явление
шахидизма, то есть, самопожертвования во имя религиозной идеи. Как и в
случае с социальной базой террора, списать всё на боевое ожесточение
здесь нельзя. Ведь как мы помним, в 90-е годы во время первой чеченской
войны добровольные камикадзе среди боевиков практически не встречались,
несмотря на то, что масштаб боевых действий и число жертв с обеих сторон
были всё же несопоставимы с тем, что мы имеем на сегодняшний день в
Дагестане.
И здесь надо вникнуть в суть отстаиваемых боевиками
воззрений. Сторонники исламско-фундаменталистского пути воспринимают
окружающий мир совершенно иначе, мыслят иными категориями. Их взгляды
расходятся с нашими в главном: в отношении к сущности человеческого
бытия, к понятию добра и зла, к самой идее развития общества. Ведь они
по сути таковое развитие вовсе отрицают. По их мнению, развиваться и
совершенствоваться в смысле социального и политического устройства не
просто некуда, но и не зачем – всё уже и так сказано в Коране и
воплощено в шариате. В силу этой особенности идейные постулаты
современных террористов уникальны в своём отрицании развития, им сложно
подобрать исторические аналоги. Ведь если европейские и русские
террористы конца XIX – начала XX вв. совершали политические убийства
ради торжества того мироустройства, которого история человечества ещё не
знала, которое было предначертано лишь в трудах мыслителей, то
современные мусульманские террористы убивают ради того, чтобы вогнать
общество в VII-VIII век, отбросив его на тысячу с лишним лет назад, в
эпоху Арабского халифата, который они и считают непревзойдённой вершиной
человеческой цивилизации.
Что же до проблемы добра и зла, то в их сознании она
во многом подменяется более простой исламской формулой: "дозволено – не
дозволено”. Полюса которой отнюдь не всегда и не во всём совпадают с
теми определениями добра и зла, которые даёт наша русская тысячелетняя
культура. Не говоря уже о том, что, скажем, "дозволено” и "добро” – это
вообще-то разные категории. Формула "дозволено – не дозволено” ставит
человека лишь перед проблемой легитимности, узаконенности с точки
зрения шариата того или иного поступка. А категории добра и зла
затрагивают гораздо более глубинные проблемы – проблемы нравственного выбора.
Вот типичный пример действия подобной формулы
легитимности. Согласно законам шариата женщина не должна при посторонних
обнажать ничего, кроме лица и кистей рук. Бандподполье как раз и воюет
за установление и соблюдение законов шариата. Следовательно, и закона,
запрещающего женщине появляться на людях без хиджаба и платья с длинными
рукавами и до пят, в том числе и на морском пляже, поскольку купальник,
даже самый скромный, с точки зрения исламистов – это харам, запретное. И
вот летом этого года на махачкалинском городском пляже, в самый разгар
жары, когда там буквально яблоку негде упасть, происходит несколько
взрывов. Цель террористической атаки в данном случае – не милиция, а
простые купающиеся люди. Женщине, школьной учительнице музыки Елене
Абдулжалимовой взрывом оторвало ногу. Смысл, который хотели донести
террористы этой акцией до общества, понятен: женщины, не смейте
разоблачаться прилюдно, пусть даже и на морском берегу, а тех, кто
ослушается - покараем. В общем, очередной акт устрашения.
А вскоре в местном еженедельнике "Молодёжь
Дагестана”, вообще-то официально проправительственной газете, появляется
статья, автор которой, позиционирующий себя как правоверный
мусульманин, возмущается падением нравов среди современных дагестанских
женщин, смеющих, аж страшно вымолвить, появляться на пляже в
купальниках. Он на полном серьёзе утверждает, что правоверным
мусульманам вообще не надо ходить на море (!) Там, мол, сплошной харам и
бесчестие. В общем, вольно или невольно даёт идейное обоснование только
что совершённому теракту, его моральное оправдание. Подтекст-то
понятен. А в другой местной газете с иезуитским цинизмом вторят: жаль,
конечно, бедную учительницу, не растолкуешь теперь ей всей прелести
шариата!
Спрашивается, так в какой системе координат, какими
категориями оперируют люди, совершающие подобные злодеяния? Добра и зла
или всё же "дозволено – не дозволено”? И в каком месте подобная система,
допускающая и оправдывающая нанесение тяжких увечий людям, "не так”
одетых на пляже, соприкасается с нашей? Да ни в каком! Или практически
ни в каком. Уже отсюда следует, что между традиционной русской моралью,
которая стала основой морали всей советской цивилизации, включившей в
свою орбиту десятки проживающих с нами в одном государстве народов, и
моралью исламистов существуют принципиальные расхождения.
Современный исламский радикализм, в том числе и в
своих крайних, террористических формах, возник, разумеется, не на пустом
месте. Не будем сейчас анализировать текст Корана, на суры и аяты
которого ссылаются боевики и фундаменталисты. Суть исламской духовности,
её принципиальное отличие как от духовности христианской, так и от
духовности светского, атеистического общества, рождённого в лоне
христианской цивилизации – это тема отдельного долгого разговора. Нас в
данном случае интересует более конкретный вопрос не теоретического, а
прикладного характера.
Пробуждению исламского радикализма в мировом масштабе
сопутствовало множество факторов, важнейшим в числе которых является
фактор глобализации, строительства "нового мирового порядка” по западным
лекалам. Исламская реакция – это не просто ответ на этот процесс. Это
фактически единственно возможный симметричный ответ
исламского мира, который в силу своих культурно-исторических и
цивилизационных особенностей оказался не в силах выработать иной,
альтернативный западному и в тоже время сопоставимый с ним по
технократическому, инновационному, культурному потенциалу собственный
цивилизационный проект. Плоды этого "симметричного ответа” завершённой в
своём собственном развитии цивилизации ислама человечеству ещё только
предстоит пожинать в ближайшие десятилетия.
Дагестан и большинство населяющих его народов в силу
религиозного фактора, безусловно, имеет отношение к исламской
цивилизации. Хотя это отношение носит в некоторой степени условный
характер (всё-таки республика входит в состав РФ, этническое ядро
которой – русский народ – принадлежит как раз к совсем иной
цивилизации), но тем ни менее оно существует. Только в дагестанских
условиях фактором пробуждения мусульманского фундаментализма и фанатизма
служат не мировые глобализационные процессы (хотя и от них наша страна
страдает как субъект этого нового миропорядка), а факторы иного рода –
распада некогда единой страны, деградации и разрушения общества,
культурного пространства и "системы его символов” в терминологии Сергея
Кара-Мурзы.
Однако свято место пусто не бывает – на смену старым
символам приходят новые, порождённые нынешней эпохой, вполне адекватные
её духу воинствующего невежества и мракобесия. Поэтому стоит ли
удивляться, что в головах определённой части дагестанцев возобладали
ориентиры и ценности, диаметрально противоположные идеям просвещения,
развития, гуманизма.
Из всего этого констатировать можно следующее: на
Северном Кавказе вообще и в Дагестане в частности сформировалось целое
сообщество людей, включающее в себя представителей всех слоёв, в том
числе и вполне обеспеченных, которые не только никак не ассоциируют себя с существующей ценностно-мировоззренческой системой координат,
но и тотально её отрицают. Именно эти люди в большинстве своём
составляют ядро бандподполья и регулярно восполняют его весьма ощутимые
потери в живой силе.
Данный раскол внутри дагестанского общества столь
силён, что глубокие трещины пошли уже казалось бы по самому святому, что
есть системе ценностей кавказца – по родам, тухумам, семьям. Истории о
том, что дети милиционеров уходят в боевики становятся всё более
распространёнными. И трагедии наподобие той, что разыгралась летом этого
года в Махачкале, когда 17-летний сын, связавший свою судьбу с
боевиками, организовал убийство родного отца, подполковника милиции, уже
практически не шокируют общественность. Попривыкли.
Причин такого раскола, несомненно, несколько, и все
они являются как бы дополняющими друг друга. Первоначальный толчок ему
дал на рубеже 90-х масштабнейший и трагический процесс распада и
разрушения советского общества и, главное, советского мировоззрения,
которое, хоть и с некоторыми оговорками, но всё же консолидировало в
единое целое большинство жителей некогда огромной страны – как жителей
центральной России, так и население национальных окраин. В дальнейшем
эти негативные процессы с приходом периода пресловутой "стабильности” не
только не ослабли, но даже усилились ещё более. В настоящее время, по
моему мнению, в масштабах России мы не имеем единого социального
организма – того, чтобы можно было назвать обществом. Наоборот,
раздираемое силой взаимной ненависти, оно продолжает разрушаться на
множество осколков и расползаться на множество лоскутков. Социальные
низы ненавидят так называемую "элиту”, богатые презирают бедных, бедные
чувствуют себя отверженным, фактически выпадающим из общества слоем,
представители различных народов и религий по мере усиления и обострения
своих этно-религиозных чувств отчуждаются друг от друга настолько, что
уже не всегда видят реальную возможность дальнейшего сосуществования в
рамках единой страны. В общем, никакой по-настоящему "единой России” в
сытенькие "нулевые” годы слепить не получилось – одни лишь высокие цены
на нефтегазовые ресурсы не могли быть прочным скрепляющим материалом.
Дагестанский, равно как и кавказский этнонационализм,
с шумом заявивший о себе в начале 90-х годов, сник быстро и вполне
закономерно. Во-первых, потому что его притягательная сила на порядок
ниже той, которой в условиях деградации общественных институтов обладает
религиозная идея. Национализм предполагает консолидацию в рамках лишь
своей нации, которые на Северном Кавказе являются довольно
малочисленными, если оценить их численность в масштабах страны, ислам же
– в рамках всемирной уммы. Во-вторых, национализм – это идеология
светского, просвещённого общества. Его всплеск в 90-е годы был
отголоском как раз просвещённой советской эпохи, продуктом её плодов.
Сейчас же, когда система народного просвещения успела сильно
деградировать и не идёт ни в какое сравнение с прежней, когда
рациональное мышление благодаря стараниям СМИ всё больше вытесняется
иррациональным, религиозная идея обладает гораздо более притягательными
свойствами, ибо она проще и понятнее. В-третьих, в условиях усиления в
обществе позиций религии светские ценности и идеологии (а национализм –
одна из них) вообще будут отходить на второй план. В мусульманской
картине мира делению на нации вообще нет места просто потому, что само
понятие нации в отличие от этноса, народа – это понятие сугубо
европейское и светское, порождённое эпохой великих буржуазных революций.
Исламский фундаментализм практически повсеместно выступает ярым
противником национализма как чуждого себе течения.
Этот тезис находит подтверждение в том, что
бандподполье объявило войну не только дагестанским властям и милиции.
Оно упорно борется и против традиционной дагестанской ментальности,
исконно горских традиций, уходящих своими корнями как раз не в ислам, а в
язычество, в адаты, то есть неписанные законы и нормы поведения. Идеи
радикального исламского интернационала несут Кавказу не только кровавую
смуту, но и в перспективе едва ли не полную утрату собственной
этно-культурной идентичности, его арабизацию.
К сожалению, складывается полное впечатление, что
правящие верхи страны всего этого просто не понимают или не придают
должного значения. По крайней мере, если они надеются остановить
сползание Дагестана к полномасштабной войне путём искусственного
усиления влияния одних мусульманских лидеров (так называемых
”традиционных мусульман”) в ущерб другим (так называемым "ваххабитам”
или "салафитам”), то они глубоко заблуждаются. При всё усиливающемся
господстве религии в какой бы то ни было форме будут закономерно сдавать
свои позиции те институты светского общества, которые ещё пока
существуют.
Допускаю, что тот ценностно-мировоззренческий раскол,
благодаря которому известная часть людей в Дагестане едва ли не в
открытую рукоплещет взрывающим городской пляж и жгущим пивбары, ещё не
стал явлением необратимым. Его ещё можно преодолеть. Но консолидация,
сплочение, сшивание разорванных связей, борьба с мракобесием возможны
лишь на базе какой-либо проекта, который, во-первых, давал бы вполне
конкретные ответы не просто на насущные проблемы, но и на вопросы
глобального, мировоззренческого характера, а, во-вторых, не выглядел бы
при этом явной утопией. Таким, например, в своё время являлся проект
советский, который как раз-таки никакой утопией в действительности и не
был.
Но вместо того, чтобы бросить все силы на
просвещение, на образование, на улучшение качества жизни рядовых граждан
президент Медведев не так давно заявил о том, что государство должно
поддерживать "традиционный российский ислам" против "нетрадиционного”. В
этом мол, видится, выход из кровавого тупика.
Вот уж воистину, государственный размах и глубина мысли!
apn.ru
